Глава V. Жизнь шиворот навыворот

- Что Вам больше всего запомнилось в этом необычном жизненном укладе? Возможно, что-то испугало? Или, наоборот, понравилось? – поинтересовалась Присцилла.

Режим, которого нет

Я не могу сказать, что мне что-то явно понравилось или не понравилось… Просто жизнь в этой семье очень отличалась от того, что было в доме моих родителей. У нас всегда всё было четко и по расписанию, порядок был во всём до мелочей. А в этой семье каждый жил в собственном ритме, хотя эти ритмы каким-то удивительным образом пересекались.

Я пытался понять их распорядок, но не мог. У нас дома завтрак, обед и ужин всегда были в одно и то же время, у них каждый ел, когда хотел. У нас было четко определено, кто когда убирает, готовит, стирает и выполняет другую работу, у них же никогда не было известно, кто сегодня будет готовить еду и чего ждать на обед.

У нас дома по субботам была уборка, после которой каждый угол квартиры был вылизан. Они убирали дом по мере загрязнения, и, не стараясь довести чистоту до совершенства. У нас для разных видов грязного белья были разные корзины, и в стиральную машинку никогда не загружали содержимое нескольких разных корзин. У них в машинку могли свалить все вещи, если они были одного цвета и не линяли.

Мне родители не разрешали выходить за пределы двора и требовали возвращаться с прогулки к ужину, у них же Эрика и Жанна свободно гуляли где хотели и сколько хотели. Сейчас я понимаю, что для свободолюбивой большой семьи это нормальный жизненный уклад, но тогда я не мог найти опоры под ногами. Я безуспешно пытался составить себе график их жизни, даже алгоритмы выводил, но это было бесполезно.

Я как-то спросил у Эрики, по какому принципу они определяют, кто сегодня будет говорить есть. Она удивленно пожала плечами и ответила:

- Кто сегодня свободен, тот и будет. Возможно, папа. У него репетиция в театре заканчивается в час дня, а вечером он едет в ночной клуб, так что половину дня будет дома. А может бабушка, если успеет закончить ремонтировать ту синюю Тойоту, которую вчера привезли. Ну... может и мама, если будет себя нормально чувствовать.

- А если никто не сможет? – поинтересовался я.

- Ну, тогда кто-нибудь отложит свои дела и приготовит еду! - ответила Эрика и довольно улыбнулась.

Решив до конца прояснить ситуацию, я спросил:

- А какой у вас… Ну, вот у тебя лично распорядок дня?

Эрика на несколько секунд задумалась, с любопытством уставившись в потолок, а потом, как будто размышляя о том, о чем она никогда не думала, ответила:

- Ну, вот когда идет учебный год, все просто: встаю в пол седьмого. Жанка тоже встает в это время. Мама нам греет завтрак, потому что ей к восьми на работу. Мы одеваемся, купаемся, едим, и мама нас везет в школу. После школы нас забирает или папа, или бабушка. Потом мы обедаем, гуляем, смотрим телевизор, уроки делаем… иногда, - на словах об уроках Эрика стыдливо хихикнула, - потом ужинаем, общаемся, а когда устаем, идем спать.

- А если поздно ляжете, а утром рано вставать надо?

- Значит, будем в школе клевать носом! Зато будет наука на будущее, что надо раньше ложиться.

Я растерянно улыбнулся, пытаясь осмыслить услышанное. Меня родители заставляли ложиться в 10 вечера, боясь, что я не высплюсь. Сама мысль о том, что я приеду в школу уставшим и сонным, вгоняла их в панику. Поэтому мне приходилось ложиться в постель и тайком, с маленьким фонариком, читать книги под одеялом. А в этой семье жили по принципу: «делай что хочешь, но последствия расхлебывай сам».

- Вас это смутило? – поинтересовалась Присцилла.

- На тот момент – да, - ответил Эклунд, - Мне казалось, что это - тяжелый груз ответственности, и что такая свобода лишает ориентиров. Но позже я понял пользу подобной системы воспитания.

Эклунд немного испуганно наклонил голову, и сжал ладонями локти.

- Я боюсь жизни, - продолжил он, - я боюсь сложностей, боюсь ответственности, я боюсь потерять опору под ногами, а Эрика не боится, она живет полной жизнью.

- Да, я понимаю, - ответила Присцилла, - она выросла самостоятельной и умеющей расставлять приоритеты.

- Да, именно! – ответил Эклунд и его глаза засияли.

- Вы хотели бы быть таким, как она?

- Да, безусловно! И я рад, что она у меня есть… Что она помогает мне бороться с собой… Хотя иногда мне кажется, что я слишком завишу от нее, что я всегда буду в позиции догоняющего.

Эклунд опустил глаза.

- Вы говорили с Эрикой об этом?

- Да… Она сказала, что видит у меня некоторую… робость, но видит, что я развиваюсь.

- Она права в этом?

- Да, конечно… Если бы у меня была другая жена, то, возможно, моя жизнь сейчас была бы точной копией жизни моих родителей.

- Несмотря на любовь к порядку, Вы воспринимаете жизненный уклад своих родителей как несвободу?

-Да… - ответил Эклунд с некоторым сожалением.

После паузы в пару секунд Эклунд спросил:

- Можно я продолжу?

- Да, безусловно, продолжайте, - ответила Присцилла.

Страшная правда об Этом

Я понял, что жизненный ритм этого дома во многом зависит от рабочего графика родителей. Но если Анна работала в гараже и сама планировала свой день, а Алиса работала пять дней в неделю с 8 до 12, то график Манфреда мне никак не удавалось запомнить. Я не мог просчитать, когда он дома, а когда – нет, поэтому встреча с ним в коридоре в середине дня для меня постоянно становилась сюрпризом.

После ночного клуба он возвращался в 2-3 часа ночи, и от него сильно несло сигаретным дымом. В это время Анна включала колонку (это что-то типа примитивного бойлера), чтобы пошла горячая вода. Затем она грела ужин, хотя Манфред и отпирался. Он с горем пополам что-то съедал, а потом почти час лежал в ванной, пытаясь таким образом снять усталость. Затем он шел спать.

Эрика сказала, что когда Алиса хорошо себя чувствовала, она встречала его, и они вместе сидели в ванной. И не по часу, а дольше. В словах Эрики почувствовалась тоска из-за того, что сейчас этого нет, и что Алиса болеет.

- А что они там делали больше часа, - спросил я.

Эрика на секунду застыла, а потом посмотрела на меня как на идиота. Я растерянно сидел, пытаясь понять, чего я такого очевидного не знаю.

- А ты как думаешь? – спросила она.

- Н-не знаю, - уклончиво ответил я, боясь опозориться тем, что я не знаю чего-то такого, что вроде как должен знать.

- Ну… Они любят это делать в ванной, - сказала Эрика, и заговорщически хихикнула, - Только вот сейчас, из-за маминого самочувствия им не до этого.

Что именно они любят делать в ванной, я не решился спросить. И только спустя год я узнал, о чем шла речь. А тогда, в свои 11 я еще ничего не знал. Вообще ничего. Лет в 5 я спросил у родителей, откуда берутся дети, они сконфузились и покраснели, а потом мама неуверенным голосом ответила, что я еще слишком маленький, и они мне обязательно расскажут, когда я подрасту.

А потом я уже стеснялся спрашивать… А они молчали, и я решил, что, видимо, я еще не достаточно большой, чтобы знать это. Правду мне в 12 лет рассказал Раймонд, родственник Эрики. То, что я услышал, показалось мне ужасающим, я не мог поверить, что все это происходит именно так. Мне казалось, что что-то прекрасное рухнуло в мире, раз на самом деле все так… гадко, грязно.

Когда Эрика узнала о нашем с Раймондом разговоре, она была шокирована тем, что я ничего не знал. А я не мог собраться с мыслями и принять реальность. На то, чтобы успокоиться, у меня ушло несколько месяцев. И самое неприятное заключалось в том, что я в течение какого-то времени не мог прикасаться к родителям. Я не мог поверить в то, что они, такие чистые, такие правильные, делают Это.

Но правда раскрылась потом, а в тот день, когда мы с Эрикой говорили о купаниях ее родителей, вечером в коридоре я столкнулся с Алисой. Я шел в туалет, и, зайдя в служебный коридор, увидел ее. Она присела на стоявший там табурет, держась рукой за грудь и тяжело дыша. Я спросил, как она себя чувствует и не требуется ли ей помощь. Она измученно улыбнулась и сказала, что все хорошо, это легкое недомогание. И попросила меня не говорить об этом окружающим. Я согласился, и до сих пор жалею об этом. Как и вообще о том, что у меня тогда не было медицинских знаний. Хотя… вряд ли это помогло бы делу.