Глава IX. Капитан

- После того, как всё выяснилось с призраком, Ваше эмоциональное состояние изменилось? – спросила Присцилла в начале следующей встречи с Ульваром Эклундом.

- Да, страхи практически прошли, хотя в течение нескольких дней я все еще боялся выходить в коридор в темноте. Но именно с этого момента я начал наблюдать за их семьей. Пока я находился в состоянии напряжения, мне было не до них, я был погружен в себя.

- Что это были за наблюдения за семьей?

Герой Роберта Стивенсона

В одно из воскресений мы с Эрикой собрались съездить в порт и покататься на катере, который водит Манфред. Он должен был прибыть в порт к семи часам утра, чтобы подготовить лодку к прогулкам, а мы с Эрикой решили покататься восьмичасовым рейсом.

Чтобы успеть собраться, мы встали в начале седьмого, а Манфред в это время уже должен был выезжать на работу. Спустившись на первый этаж, я увидел, как Манфред в наглаженной белой форме крутится перед зеркалом. Форма отлично сидела на его стройной фигуре, и ему очень шла. И видно было, что он знает об этом. Он любовался собой, заносчиво приподняв подбородок. Он то улыбался, то делал серьезное лицо, и, казалось, оценивал, насколько к его костюму и гладко уложенным волосам идет то или иное выражение лица.

И в этот момент я вспомнил, как впервые увидел его, спускаясь по трапу самолета. Тогда он мне показался неприятным – надменным и холодным. После этого я ни разу не видел у него этого презрительно-неприязненного выражения лица, а в тот день, в холле, увидел снова. Из всех рожиц, которые он корчил перед зеркалом, он неизменно с чувством удовлетворения останавливался на самых неприятных и недружелюбных. Найдя такое выражение лица, он на миг замирал, а потом расплывался в довольной улыбке. Причем, в холодной и неприятной.

В тот момент я вспомнил рассказ о докторе Джекиле и мистере Хайде, который прочитал всего за несколько месяцев до поездки к Эрике. Я подумал, что дома, с близкими Манфред – это доктор Джекил, но за пределами своего круга – вполне себе мистер Хайд. Мне это показалось таким странным… Я, как и все люди, с близкими проявляю больше тепла, чем с остальными, но с чужими никогда не надеваю маску мистера Хайда. И я тогда не мог понять, почему он так поступает.

Немного позже Эрика мне пожаловалась, что ее отца оговаривают театре. Якобы он, желая получить определенную роль, рассорил директора и начальника труппы, наговорив им гадостей друг о друге, и добившись того, чтобы начальника труппы заменили. При этом он якобы и самих участников постановки перессорил, сделав так, чтобы никто не захотел бороться за ту роль, которую он облюбовал.

Рассказывая это, Эрика негодовала и почти плакала, возмущаясь тому, как ее отца могут так нагло оговаривать. У меня же сразу возникла мысль, что, скорее всего, всё именно так и было. По крайней мере, «хайдовская» сторона Манфреда мне казалась вполне способной на это. Но я не стал Эрике говорить об этом, потому что понимал, что это будет для нее ударом, да и не поверит она мне, скорее всего.

Позже я понял, что Алиса, Анна и даже Жанна знали о двух обличьях Манфреда, и только Эрика идеализировала отца, отрицая саму возможность того, что у него могут быть темные стороны. Впрочем, она и сейчас его идеализирует, а все окружающие в меру сил этому подыгрывают, желая уберечь ее от негативных переживаний.

- Вас не расстроило и не испугало то, что Вы увидели в отце Эрики? – спросила Присцилла.

- Нет, я совершенно нормально воспринимаю такие вещи, мне это кажется естественным, даже если я не всегда понимаю мотивацию данного конкретного человека. А такие люди, как Эрика, кажутся мне очень ранимыми и трогательными в своей восприимчивости… Хочется их защитить.

- То есть, в этом Вы чувствуете себя сильным?

- Да, - ответил Ульвар и улыбнулся.

- А почему Вы не захотели это сделать своей профессией?

- Ну, мне казалось, что в этом нет ничего особенного, что это могут многие. А мне хотелось по-настоящему помогать людям, не только словом, но и делом.

- Да, понимаю Вас, - ответила Присцилла, - В порт вы съездили?

- Да, была отличная прогулка. Манфред прекрасно водит катер и умеет развлекать клиентов. Причем, видно было, что он получает удовольствие от такой работы, ему нравится быть на виду, в центре внимания, ему нравится управлять настроением окружающих. В общем, на этой работе он был в своей стихии. Немного испортило впечатление от этого дня только вечернее событие.

Вечерняя ссора

Вечером я по привычке пошел в туалет. Выйдя из комнаты, я увидел, что дверь в спальню Манфреда и Алисы приоткрыта, и оттуда доносятся голоса. У меня не было цели подслушивать их разговор, но услышанное меня заинтересовало, и я остановился недалеко от их комнаты.

Манфред уговаривал Алису сделать аборт, а она не соглашалась. При всей своей колючести с чужими людьми, Манфред был абсолютно беззубым дома. Я по его голосу чувствовал, что он пытается проявить твердость, настаивать, но вместо этого получались какие-то несмелые просьбы.

Он пытался доказать Алисе, что она сильно рискует своей жизнью с этой беременностью, и что у них нет никакой необходимости заводить четвертого ребенка. А Алиса слабым, но уверенным голосом отвечала, что с ней все будет хорошо, и ее сердце справится с нагрузкой.

Разговор продолжался минут 20. Манфред безуспешно пытался найти аргументы за прерывание беременности, а Алиса невозмутимо их отвергала. По голосу Манфреда я понимал, что он все сильнее чувствовал свое бессилие, и мне, честно говоря, хотелось ему помочь, но я не знал как.

Видимо, у меня уже тогда было медицинские чутье, и я понимал, что Манфред правильно оценивал риски, а Алиса смотрела на ситуацию слишком оптимистично. Но понимая, что ничем не могу помочь, я тихонько прошел мимо их спальни. Когда я возвращался в свою комнату, их дверь уже была закрыта. Я подошел к ней и прислушался, но услышал только тишину. Видимо, они легли спать.