Сцена восьмая. Между жизнью и смертью

Часть 1

Алиса не знала, сколько времени она просидела на складе, уткнувшись лицом в колени. Когда чувство нереальности начало рассеиваться, ее охватил страх. Алиса боялась даже предполагать, насколько тяжелые травмы она нанесла Манфреду. «Ну да, ему больно, но, в принципе, не должно же быть ничего страшного, хотя, наверное, следы на коже останутся» - пыталась она успокоить себя, но в голову настойчиво лезли мысли о том, что раны могут оказаться намного более серьезными. Алисе в этот момент больше всего на свете хотелось прокрутить все назад и переиграть эту ситуацию, сделать все по-другому…

Когда на улице начало темнеть, ей, наконец, захотелось выйти со склада и пойти в дом, но она никак не могла собраться с духом и сделать это. Алиса была практически уверена, что ее теперь все ненавидят. Да она и сама себя готова была возненавидеть. Она никогда раньше не думала, что способна такое сделать с другим человеком.

***

За окном совсем стемнело, а Алиса продолжала сидеть на складе. Было холодно, хотелось есть, а в теле ощущалась нездоровая слабость, но она не могла заставить себя оторвать взгляд от окошка на противоположной стене. От ветра ветки деревьев били в окно, и это монотонное движение гипнотизировало Алису, отвлекая от неприятных мыслей.

Из состояния прострации ее вывел звук шагов. Вздрогнув от неожиданности, она повернула голову к выходу и увидела в дверном проеме мамин силуэт.

- Ты здесь? – услышала Алиса, и глухим голосом ответила:

- Да.

Анна подошла ближе и присела на корточки напротив Алисы.

- Ты что наделала? – сказала она, пытаясь сохранять спокойствие, но в ее голосе чувствовалась плохо скрываемая злость, - О чем ты вообще думала??

- Я не хотела! – ответила Алиса, и в этот момент эмоции, наконец, вырвались наружу, - Мам, я не хотела! Он меня довел, он издевался надо мной все это время! Я не знала, что делать! - по ее щекам потекли слезы.

- А почему ты мне ничего не сказала? – спросила Анна немного спокойнее.

- Я стеснялась, мне было стыдно, - ответила Алиса с чувством надежды на то, что мама сможет ее понять.

- А пытаться сжечь его заживо – не стыдно?! – раздраженно ответила Анна, но после короткой паузы добавила, - Хотя могу понять, мне тоже было бы стыдно говорить о таком.

У Алисы проснулось чувство надежды на понимание.

- Но я бы никогда такого не сделала! – снова воскликнула Анна.

Алисе очень хотелось узнать, как Манфред, но она стеснялась спросить. Ей было даже страшно самой себе озвучить предположения о его состоянии.

- С ним все в порядке? – в конце концов уклончиво спросила Алиса.

- В порядке?! – с раздражением переспросила Анна, - Он в реанимации в тяжелом состоянии! Ближайшие двое суток определят, выживет ли он вообще!

Тяжелое, сковывающее чувство холода медленно растеклось у Алисы по телу. Это было даже хуже, чем то, что она могла предположить. Алиса и не думала, что вопрос будет стоять о жизни и смерти.

- Я не хотела… - дрожащим от слез голосом ответила она.

- Да понятно, что не хотела… - сказала Анна, - Пойдем в дом.

- Я не могу, - робко ответила Алиса, пытаясь в темноте разглядеть выражение лица Анны, - меня теперь все ненавидят…

- Честно? – ответила Анна, и голос ее прозвучал как-то холодно, - Сейчас всем не до тебя.

Этот ответ в какой-то степени успокоил Алису, и она медленно поднялась, пыталась размять затекшие ноги.

***

После легкого перекуса Анна уехала в больницу, захватив тормозок для Кайзы, которая не отходила от сына. Алиса постаралась побыстрее уйти в свою комнату, чтобы ни с кем не пересекаться и не видеть осуждения в глазах членов семьи Манфреда. Но заснуть не удалось, она мучительно ворочалась в постели и не могла отогнать навязчивые мысли о состоянии Манфреда.

Каким-то чудом Алиса долежала так до утра, а когда рассвело, усилием воли заставила себя спуститься вниз. Она чувствовала себя измученной от бессонной ночи, но, тем не менее, воспринимала наступление дня как своего рода облегчение.

Спустившись в холл, Алиса увидела Альфреда. Первое желание было – спрятаться в коридор, пока он ее не увидел и не осудил за совершенный поступок. Но надежда на то, что Альфред что-то знает о состоянии Манфреда, пересилила чувство страха. Она тихонько подошла и несколько секунд растерянно переминалась с ноги на ногу возле Альфреда, стоявшего к ней спиной. Потом он, видимо, почувствовал ее взгляд, и обернулся.

- Как он?... – робко спросила Алиса.

- Мама звонила пол часа назад, - ответил Альфред немного приглушенным, но достаточно спокойным и располагающим голосом, - не лучше, но и не хуже, а это главное. У него очень низкое давление и не отходит моча из-за ожогового шока. Главное, чтобы не было коллапса и чтобы почки не отказали в ближайшие сутки. Если выдержит – пойдет на поправку. Сейчас все время рвет и просит пить, но вроде бы держится.

Алиса чувствовала, как у нее начинает темнеть в глазах, но пыталась не показывать этого.

- А ожоги какие? – дрожащим от неуверенности голосом спросила она.

- Левая рука от кисти вверх и плечо у него обожжены, и немного правое запястье. Ожоги глубокие, но врачи говорят, что все функции руки должны сохраниться, - ответил Альфред и пристально посмотрел на Алису.

Она испытала чувство неловкости и опустила глаза.

- Я не стану тебя оправдывать и одобрять, - сказал Альфред, - но я тебя понимаю.

Алиса медленно подняла глаза.

- Я себя тысячу раз ругал, - продолжил он, - за то, что ты еще три дня назад сказала мне о ваших отношениях, а я уехал на выходные со скаутами, и так и не успел рассказать об этом матери, хотя собирался.

Алиса приоткрыла рот, чтобы сказать, что об этом не нужно было рассказывать, но тут же подумала, что если бы он рассказал, то, возможно, ничего этого не случилось бы.

- Он – мой брат, - продолжил Альфред, - и я очень не хочу, чтобы с ним случилось что-то плохое, но я знаю, каким он бывает, поэтому не буду тебя осуждать.

Алиса посмотрела на Альфреда с чувством надежды, слегка улыбнулась и немного хриплым голосом ответила:

- Спасибо…

***

В течение дня и следующей ночи измученная и уставшая Анна периодически наведывалась домой, а потом уезжала в больницу, где безвылазно находилась Кайза. Вечером следующего дня Анна сообщила новость о том, что рвота уменьшилась, и в целом Манфреду стало немного лучше, так что врачи дают обнадеживающие прогнозы.

Часть 2

Все, что происходило дальше, Манфред смутно осознавал. К чувству боли добавилось какое-то парализующее ощущение тревоги. То ли у Манфреда начались судороги, то ли он просто метался, но врачи начали громко кричать и пытались держать его. Сознание Манфреда существовало как будто отдельно от тела – он не мог управлять своими движениями, да и вообще не чувствовал ничего, кроме боли.

Манфред как будто из какого-то глухого бункера наблюдал за тем, как его привезли в больницу и поместили в реанимационное отделение. Потом сознание начало туманиться, а боль постепенно снижала интенсивность. Через какую-то пелену он наблюдал за тем, как с его тела снимают куски обгоревшей рубашки. Потом медперсонал долго возился вокруг руки. Манфред хотел посмотреть, что с нею, но не мог приподняться. Спросить о своем состоянии тоже не мог. Ощущение было как во сне, когда все видишь и понимаешь, но не можешь пошевелиться.

Постепенно боль, а вместе с нею и чувство страха начали отступать. По странному, даже приятному ощущению Манфред понял, что ему дали какое-то наркотическое обезболивающее. Сколько времени он пролежал в таком состоянии, Манфред не знал. Потом врачи ушли, оставив только одну медсестру, чтобы следить за его состоянием. В палату зашла мама. Она смотрела на Манфреда обеспокоенным взглядом, а ее глаза были красными и опухшими от слез. Манфреду хотелось сказать, что с ним все хорошо, но он не мог этого сделать, язык не слушался, а все тело казалось ватным.

Кайза присела на стул рядом с Манфредом и долго наблюдала за сыном, а потом слегка задремала от усталости. Манфред был рад этому, он бы и сам с удовольствием поспал, но не получалось, да и боль в руке чувствовалась, хотя и стала намного меньше.

Из состояния своеобразной прострации, которая так и не перешла в стадию сна, Манфреда вывело ужасное чувство жажды. Во рту все пересохло и казалось, что слизистые вот-вот потрескаются. Эта странная жажда накатила совершенно неожиданно и казалась просто невыносимой. Кроме нее еще появилось чувство тупой боли в нижней части спины.

Собрав все силы, Манфред громким, хриплым шепотом сказал:

- Пить…

Медсестра озабоченно посмотрела на него и поднесла стакан, на дне которого было немного воды. Кайза проснулась и встревоженно посмотрела на сына. Медсестра приподняла голову Манфреда и дала ему выпить воды. Он проглотил жидкость, даже не почувствовав этого.

- Еще, - еле слышным голосом сказал он.

- Нельзя, - ответила медсестра, - немного позже дам. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит, кроме руки?

С трудом двигая одеревеневшим языком, Манфред сказал:

- Поясница…

Медсестра заглянула под кровать, и ее лицо стало встревоженным. Она выбежала из палаты. Кайза привстала и проводила медсестру испуганным взглядом, а потом перевела глаза на Манфреда. Он попытался через силу улыбнуться, показывая, что все в порядке.

Спустя пару минут в палату вбежали врачи, и, заглянув под кровать, а потом посмотрев на датчики, начали что-то встревоженно обсуждать. Мозг Манфреда работал в замедленном режиме, поэтому ему удавалось уловить только обрывки фраз: «Не отходит моча… Ожоговый шок… Могут отказать почки… Обезвоживание».

Манфред понимал, что с ним происходит что-то нехорошее, но затуманенное морфином сознание блокировало любые эмоции, в том числе и страх. Из разговоров персонала он понял, что ему каждые несколько минут будут давать пить, и что увеличат дозировку лекарств. Это обрадовало Манфреда и ввело в какое-то странное, немного неестественное состояние умиротворения.

***

Следующее, что помнит Манфред – это яркий, слепящий дневной свет, сильный кашель и ощущение, что внутри все сводит судорогами. Он понял, что от лекарств заснул, а проснулся от мучительной рвоты. К нему сразу сбежался медперсонал, но Манфред не понимал, куда он рвет – в специально подставленную емкость или на себя.

Не имея возможности во время спазмов удерживать тело в одном положении, Манфред невольно двигал обожженной рукой, что вызывало боль, от которой темнело в глазах. Единственное, что он мог разобрать – это слова врача: «Дыши глубоко». Манфред попытался последовать совету, и в итоге перестал давиться рвотой. В перерывах между спазмами медсестра поила его водой.

Сложно было сказать, сколько времени длилась рвота, но если сначала Манфред мог пить воду и хоть как-то регулировать мышечное напряжение, то постепенно силы стали покидать его, и он рвал прямо на постель, потому что каждое движение головой стоило огромных усилий.

Когда начало темнеть, к чувству слабости присоединилось головокружение и ощущение, что он куда-то проваливается. Манфреду казалось, что где-то очень далеко кто-то кричит о том, что давление критически упало, но сил на то, чтобы мысленно связать это с собой, у Манфреда уже не было.

***

Когда он проснулся, на улице начинало светать. На небольшом диванчике в углу палаты спала Кайза, поджав ноги, чтобы поместиться на сиденье. Даже во сне она выглядела измученной и бледной, под глазами были круги. Манфред ощутил идущую от окна прохладу, и понял, что ему стало лучше. Голова гудела, хотелось пить, от слабости все тело казалось ватным, а внутри все болело, но Манфред чувствовал, что вернулся к реальности, несмотря на некоторую затуманенность сознания от морфина.

Медсестры в палате не было, и Манфред понял, что медперсонал знает, что ему лучше. Во рту пересохло от жажды, но он не хотел будить маму, поэтому с усилием набирал слюну и глотал ее, пытаясь хоть как-то смягчить пересушенное горло. Пролежав так какое-то время, Манфред постепенно собрался с мыслями. Неприятное, вязкое чувство страха охватило его, но при этом он боялся даже внутренним голосом озвучить, чего именно боится.

«Надо просто приподнять голову и посмотреть!» - пытался он твердо сказать себе, но какое-то время страх пересиливал это желание. Потом он, наконец, решился и резко, насколько это было возможно, оторвал голову от подушки. Рука была перебинтована от пальцев до самого плеча. Манфред легонько пошевелил пальцами, и эти движения отдали болью по всей руке. Пальцы были синими и опухшими, но это нисколько не уменьшило чувство облегчения. «Слава Богу, не потерял руку» - подумал он.

Манфред успокоился, откинул голову на подушку, и начал наблюдать за колыхавшимися за окном ветками деревьев. «Я все испортил» - подумал он. На Манфреда накатило чувство собственного ничтожества. Он понимал, что за целый месяц так и не смог совладать с собой, а теперь у него уже нет шансов завоевать благосклонность Алисы. Ему хотелось расплакаться от отчаянья и злости на себя, но на это не было сил.

Ругая себя, Манфред пролежал какое-то время, пока, наконец, не проснулась Кайза. Увидев спокойное лицо Манфреда, она подбежала к нему, и в ее глазах читалась смесь радости и озабоченности. Кайза начала расспрашивать Манфреда о самочувствии и дала ему пить. Манфред старался через силу улыбаться и сказал, что ей нужно отдохнуть, а с ним все будет хорошо.

***

Анна привезла Кайзе еду и с трудом уговорила замученную подругу выйти в коридор и поесть. Съев часть тормозка, Кайза устало откинулась на спинку стула. Ее лицо казалось серым, а под глазами были синие круги. Все это влеря Анна пыталась по возможности поддерживать Кайзу, но ее не покидало мучительное чувство вины за поступок Алисы. Она была уверена, что Кайза не сможет ей этого простить. Да и понимала, что такой поступок не заслуживает прощения.

Но, в то же время, ей хотелось прояснить ситуацию. Она понимала, что в такой момент эгоистично начинать подобные разговоры, но ей хотелось снять камень с души и услышать мнение Кайзы, даже если оно будет ужасным.

- Я не знаю, как она могла это сделать… - сказала Анна.

- Сорвалась, - ответила Кайза, вытирая рукой пот со лба, - она в этом на тебя похожа.

Окончив фразу, Кайза повернулась лицом к Анне.

- На меня?... – немного удивленно и растерянно спросила Анна.

- Ну да, - ответила Кайза, - Я знаю, каким бывает Манфред… Я его очень люблю, но не идеализирую. И знаю, как ты в детстве реагировала на таких изысканных хамов, как он, - Кайза измученно улыбнулась.

- Поэтому я не злюсь, - добавила она, главное – чтобы он поправился… - в глазах Кайзы появилась грусть.

Анна испытала чувство огромного облегчения и невероятной благодарности к Кайзе. В ее голове мелькнула мысль о том, что она еще больше, чем раньше, восхищается этой хрупкой, женственной, но внутренне очень сильной женщиной.

- Спасибо тебе… - неуверенно ответила Анна.

Кайза снова повернулась к ней и слегка улыбнулась.